(no subject)

Если бы меня кто-нибудь убил, жить стало бы значительно легче.

(no subject)

Несколько лет назад мы с Олей ездили в Бельгию и в последний день накупили там неимоверно вонючего сыра. Привезли его в Кельн, провоняли гостиницу и, когда дух в рюкзаке всерьез настоялся, полетели домой. В метро по дороге в аэропорт народ вокруг нас, мягко говоря, не толпился, но культурные немцы разбегались молча, без комментариев, даже нос картинно никто не ни разу не зажал, так что доехали мы без приключений.

На досмотре мы с Олей пошли к разным конвейерам, и обе провозились довольно долго, хотя народу почти не было. К Оле пристал молодой противный таможенник, которого, во-первых, раздражал ее хороший английский (сам он справлялся с большим трудом), а во-вторых, он явно считал, что человек с таким вонючим рюкзаком должен вести себя поскромнее (и тут он был отчасти прав). Он докапывался до Оли под веселый хохот своих коллег, которые определенно держали его за клоуна. У меня таможенник был один, пожилой добродушный дядька, зато передо мной стояла девочка с мишкой.

Девочка - лет пяти, тоненькая и беленькая,- стояла, прижав мишку к груди, и трясла головой. Она отказывалась сажать его на ленту - не хотела, чтобы он без нее уехал в этот страшный черный зев, куда въезжали чемоданы и с лязгом выкатывались с другой стороны. Ее мать уже начала нервничать, говорила с ней негромко и раздраженно и пыталась вырвать мишку у нее из рук - пока без особенного усердия. Девочка решительно трясла головой и мишку не отдавала.

Таможенник остановил ленту, подошел к девочке, что-то ей сказал, потом посмотрел на меня - подождешь, пока я разберусь, ничего? Я кивнула. Дядька очень серьезно сказал что-то девочке, потом взял ее на руки и посадил на ленту. Еще что-то сказал, раскрыл шторки на камере, дал ей туда заглянуть, потом открыл шторки с другой стороны, постучал по стенкам, продолжая что-то объяснять, - в общем, показал, что все просто. Девочка серьезно кивала. Таможенник снял ее с ленты, поставил рядом, протянул руку к мишке, потом передумал и попросил ее посадить его на ленту. Она его посадила - очень аккуратно - и побежала на другую сторону, смотреть, как он будет выезжать. Таможенник, улыбаясь во весь рот, посмотрел на нас с девочкиной мамой, пошел и включил кнопку. Мишка выехал, и девочка в полном восторге его подхватила. Тут и я поставила на ленту свой рюкзак, проклиная себя за то, что не говорю по-немецки, - этот дядька по-английски совсем не волок, не говоря уж о русском, и я не смогла ему сказать, что сегодня он обрел в моем лице преданную поклонницу.

Так что я пошла к Оле, которая весело вытаскивала из рюкзака шмотки и почти дошла до сыра.
-- О, - воскликнула я (по-английски, чтобы для всех) - они что, все-таки нашли труп?!
-- Пока нет, - ответила Оля, - но дело к этому идет. Зачем мы выбросили чеки, мы теперь не докажем, что это нельзя квалифицировать как биологическое оружие! - тут трое скучающих коллег чуть не начали по полу кататься, а олина жертва окончательно покраснела и разозлилась. К счастью, демократические ценности победили, и ему пришлось нас отпустить.

-- Чего он до тебя докопался? - спросила я. - Вон сколько доставал! Шмотки заставил вынуть.
-- Ну, он меня спросил, что это за запах, - ответила Оля, - подколоть хотел. А я говорю - это мои носки. Достать, офицер? И достала.