Матерное из жизни

Иду сегодня по бульвару вечером - в наушниках, как всегда. Вижу бурное шевеление на одной из лавочек, и сквозь наушники начинают пробиваться резкие немузыкальные звуки. Посмотрела - колготится там какая-то невнятная гопота с серыми лицами и в кепочках, и один юноша колотит кулаком сверху, то в голову, то в ключицу, другого, который сидит на лавочке, а тот весьма нелепо лягает его в ответ. "Гм," - думаю, иду дальше, но тут звуки прямо взмывают - смотрю, юноши как-то перетасовались, группка поменьше отступает спиной к метро, группка побольше на нее наседает. От группки поменьше отделяется худосочный лидер, и в руке у него оказывается нож длиной в полруки, натуральное мачете, - он бежать не хочет, раскорячивается посреди дороги, с мачете на отлете, и над бульваром взмывает, посреди всей их бормочущей матерщины, тоскливый, звенящий боевой клич:
-- ИДИ ХУЙ ПОСОСИ!
-- Га! - отвечает группка побольше и начинает наступать еще активнее. Худосочный лидер достает свободной рукой из кармана баллончик, орошает им пространство, отступает шага на два - и бежит вместе с друзьями к метро. Изо всех сил. Группка побольше радостно срывается с места. Два самых пожилых и крупных гопника сразу отстают и расстраиваются - они явно помощнее и опыта у них в таких баталиях больше, но и выпить-выкурить успели они поболе, так что бегать у них уже не очень получается. Один из них от злости швыряет вслед убегающим пивную бутылку, сопровождая бросок воплем:
-- СЛАВА РУСИ, БЛЯДЬ!
Второй отставший гопник тоже швыряет бутылку:
-- -- СЛАВА РУСИ, БЛЯДЬ!
Девушка в черных лосинах, которая, оказывается, была с ними и тоже отстала, орет вслед шустрым мелким товарищам:
-- Бабу, бабу валите! Бабу валите, блядь! - и пытается их догнать, но совершенно напрасно: должна заметить, что даже я, со своим лишним весом, больными коленками и жизнью, проведенной в сидячем положении (когда не лежа), бегаю значительно лучше. Во всяком случае, попа моя не норовит оторваться на ходу, как Чужой, внезапно осознавший, что все его инопланетные присоски против нашей вибрации - пшик, и я не перебираю мелко коротенькими ножками, совсем при этом не ускоряясь.
У крупных гопников бутылок оказалось на удивление много (и откуда они их на бегу брали?). Еще не раз оглашал бульвар крик СЛАВА РУСИ, БЛЯДЬ! - без малейших изменений в тексте, - и звонко взрывались бутылки. К великому своему ужасу, уже на втором таком крике я обнаружила, что стою, сняв наушники, смотрю на это - и весело хихикаю. Посмотрела по сторонам - толпа гуляющего люда брезгливо все это обходила, никак не реагируя, некоторые, как я, улыбались и останавливались на минуту. Волосатики с гитарами, с первым теплом вылезающие на бульвар, продолжали петь свою чепуху.
-- Может, друг прошел, может, враг...
-- Враг! Еще какой. блядь, враг! - улыбаясь во весь рот, заверил его поравнявшийся с ним крупный гопник, махнул рукой и побежал дальше - жертвы уже почти добежали до метро, эти никак не могли их догнать.

...А бульвар у нас, между прочим, очень был раньше приличный. Студенты были какие-то с гитарами, нарядные девчонки стайками, иногда неформалы всякие, типа готов, - но чистенькие такие, веселые. Года два, как начал подтухать. - и вот, протух.

Amnesty International и наш почтовый ящик

Когда мы были молодые, и из набухших почек застоя только начинали пробиваться нежные вербные волосины будущей типа-демократии, в наш почтовый ящик на Чистых прудах стала валиться газета Amnesty International. Страшная была экзотика, как вы догадываетесь, - в иностранном толстом конверте, на иностранном языке, изредка, но с гадостями про Советский Союз. Получателем значился некто Андрей Ирбит.

Газета нам страшно нравилась. Я тогда как раз начинала учить английский, и не описать, как она пополнила мой словарный запас (а также знания о нашем жестоком мире, где Советский Союз, оказывается, был далеко не самым страшным монстром). И все-таки нам было стыдно, газета была редкая, получать ее должен был явно какой-то диссидент (кто ж еще?), а мы ее, выходит, хоть и не по своей вине, но зажимали. Я даже думала найти загадочного диссидента Ирбита через Горсправку, но там, за неимением его места и года рождения, меня послали. Однажды пришла какая-то анкета, где был указан адрес получателя (наш) и телефон (не наш). Я по нему позвонила, и меня там тоже послали - вежливо и осторожно.
-- А вам эта газета чем-то мешает?
-- Нет, - глупо хихикнула я, сгорая от смущения. - Напротив, очень интересно почитать.
-- Ну, вот и читайте.
Это было унизительно, зато газета стала нашей по праву.

Потом почки лопнули, волосины поперли, что тебе вербное воскресенье, в продаже появился журнал Times International, потом - Economist, и однажды в конверте с очередным номером AI пришла бумажка с просьбой подтвердить, что мы хотим получать газету и дальше, - ее надо было заполнить и отправить по почте. Это было и неловко, и лень, мы ее не отправили, и больше этой газеты в своем почтовом ящике не видели.

До сих пор я испытываю к организации Amnesty International странные родственные чувства, хотя редко могу вспомнить сразу, откуда они взялись, а встретив в сети или на бумаге сочетание слов "Андрей Ирбит", все равно ощущаю совсем уж анекдотически неуместную неловкость.

Если кому хочется поставить произношение

и вообще подучить английский с натуральным аглицким шекспировским актером - налетай!