Гумилев-a-day

Выбор

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.

(no subject)

Сегодня мы очень культурно развиртуализировались с ganik - отправились в Исторический музей и не ушли оттуда, пока весь не облазили. Я туда давно собиралась и даже один раз дошла, но тогда у меня ничего не вышло, а сейчас - пожалуйста.

На обратном пути мы спустились в переход, Галина пошла на "Лубянку", а я - дальше по переходу, на выход к "Библио глобусу".

И вот выпрыгиваю я из этого перехода в прекрасном настроении, уже надев наушники, - и слева от себя вижу краем глаза красивую молодую женщину, холеную и очень дорого одетую, вдруг понимая, что в глазах у нее ужас, и из них катятся слезы. Остановилась, пригляделась - женщина мелкими шагами отступает назад, уже упираясь в припаркованные машины, на нее наседает какой-то бомжара в сером пальто, небрежно распахнутом на морозе в 20 градусов, а в роскошную мамину шубу вцепилась рыдающая девочка лет восьми. Думаю, я их заметила только благодаря наушникам: когда ничего вокруг не слышишь, приходится смотреть по сторонам гораздо внимательней, а все, видимо, происходило очень тихо, и он уже оттеснил ее туда, куда проходящим людям смотреть незачем. К тому моменту, когда я к ним повернулась, бомж уже протянул руку и начал хватать женщину за шубу, явно пытаясь залезть в карман. Я сдвинула наушники, прыгнула к ним и рявкнула, набрав в легкие ровно столько воздуха, сколько позволила моя обструкция (вернее, ровно столько его выдохнув):
-- А ну отойди от нее! - в тот момент, когдя я сняла наушники и оказалась близко, я услышала, как девочка говорит, захлебываясь, тихо, почти шепотом:
-- Мама, отдай ему все, что он хочет! Мама, пойдем!

Бомж сделал шаг назад и повернулся ко мне. Вот это был шок! Я ожидала увидеть вонючего синяка, а передо мной стоял - несомненно, бомж и опустившаяся сволочь, но - крепкий здоровый мужик лет сорока, с чистым лицом и злыми ясными глазами. Видимо, торчок, потерявший человеческий облик не так давно или что-то вроде этого - в этом переходе, насколько я знаю, еще с советских времен торгуют.

-- Женщина, что у вас происходит? - спросила я еще громче.
-- Не знаю, - ответила она и уж совсем залилась слезами. - Пристал просто. Денег просит.

Бомж качнулся ко мне, явно прикидывая, не стукнуть ли меня посильнее, раздумал, но, к моему удивлению, не ушел - он явно рассчитывал довести дело до конца. Совсем, видно, отупелый торчок. К счастью, поднятый мною шум уже привлек внимание: подошли двое - мелкий печальный пьяница, который начал тихонько и нежно уговаривать бомжа, осторожно втираясь между ним и женщиной и оттесняя его от нее (он был ниже бомжа на голову и совсем щуплый), а за ним подбежал трясущийся от ярости здоровенный, высокий простоватый дядька с усами и тут же схватил бомжа за шиворот - видно, сразу понял, что происходит.
-- Да я тебя сейчас... - прошипел он, - да ты... - бомжара что-то промекал в ответ, вроде на тему того, что она богатая, вот пусть и делится с простым народом.
-- Я тебе поделюсь! - дядька отвел кулак, потом посмотрел на замершую, все так же вцепившись в маму, девочку, с трудом удержался и отшвырнул бомжа за шкирку, так, что тот едва устоял на ногах. Тихий пьяница, продолжая заслонять ее, жестами показал женщине, чтобы она уходила. Она, наконец, вышла из оцепенения и быстро ушла, ведя дочку за руку, - я даже не заметила, куда. Мужик опять шагнул к бомжу, опять сдержался и быстро пошел по улице вверх, к Мясницкой, я пошла вслед за ним. Он шел зло и быстро и все время сжимал и разжимал кулаки.