(no subject)

Надрывный бронхиальный кашель
Is neither cool nor sexy... certainly not dashisng

Когда мир был юным

Some sixty miles from Montreal, set high in the Laurentian hills on the shore of a splendid blue lake, Ste. Agathe des Monts had been made the middle-class Jewish community's own resort town many years ago. Here, as they prospered, the Jews came from Outremont to build summer cottages and hotels and children's camps. Here, as in the winter in Montreal, they lived largely with their neighbors. Friends and relatives bought plots of land and built their cottages and boathouses competitively, but side by side. There were still some pockets of Gentile resistance, it's true. Neither of the two hotels that were still in their hands admitted Jews, but that, like the British raj that still lingered on the Malabar Coast, was not so discomforting as it was touchingly defiant. For even as they played croquet and sipped their gin and tonics behind protecting pines, they could not miss the loud, swarthy parade outside. The short husbands with their outrageously patterned sports shirts arm in arm with purring wives too obviously full for slacks, the bawling kids with triple-decker ice cream cones, the squealing teen-agers, and the trailing grandfather with his beard and black hat. They could not step out of their enclaves and avoid the speeding cars with wolf-call horns. The lake was out of the question. Sailboats and canoes had no chance against speedboats, spilling over with relatives and leaving behind a wash of empty Pepsi bottles. Even the most secluded part of the lake was not proof against the floating Popsicle wrapper, and the moonlight canoe trip ran the risk of being run down by a Cuckoo Kaplan-led expedition to the island. Boatloads full of honeymooners and office girls and haberdashery salesmen singing, to the tune of "Onward, Christian Soldiers":

Onward, Rubin's boarders,
Onward, to the shore,
With sour cream and latkas,
We're staying two weeks more.

Richler, Mordecai - The Apprenticeship of Duddy Kravitz

Стремны дела твои, Господи!

Приснилось, что случился какой-то социальный катаклизм, но мы с друзьями и близкими, плюс еще какие-то люди, всего человек 30, очень хорошо устроились: живем на каком-то изрядном куске земли, с большой усадьбой, в подвалах которой есть еще изрядно жратвы, огородили территорию, разбили огродик и в ус не дуем. Ходим, правда, все время с оружием, но при этом общее настроение спокойнее и уверенней, чем сейчас. Мы сумели себя поставить в окресностях, и к нам никто не лезет - все знают, что лучше не надо.

И вот к нам забредает без спроса один человек - человек как человек, в реальной жизни мы с ним часто сталкивались по работе, причем относилась я к нему всегда с симпатией. Я иду куда-то, тащу в руке надоевший автомат, и как раз думаю о том, что можно бы уже отменить это обязательное перемещение с оружием, вдруг слышу шум, поворачиваюсь - и вижу, что Гриша догнал этого малого, сбил с ног, и стоит над ним, спрашивая, что он тут делает. Я захлебываюсь от злой радости, бегу к ним и тоже нависаю над лежащим (он напуган, но не очень, что-то пытается объяснить) так, чтобы он меня увидел. Он бладнеет и начинает ползти назад, толкаясь ногами - земля мягкая, ноги проскальзывают, он почти не перемещается.
-- Ну что, - говорю я, - привет! Я знала, что мы еще увидимся! - поворачиваю автомат прикладом вперед и снаслаждением представляю, как сейчас буду его бить, что говорить при этом, и какое у него будет лицо.
Гриша удивленно смотрит на меня, но при попытке гостя подняться подсекает его чуть резче, чем я ожидала, и моя злобная радость становится еще ощутимей.

Нет, бить я его все-таки не стала - даже во сне мое отвращекние к физическому насилию победило, я поняла, что не смогу, брезгливо отвернулась и просто сказала, что брать к себе мы его не будем, если он за этим пришел, пусть убирается, но запомнит, что в следующий раз будет хуже. Мне, в принципе, достаточно того звериного ужаса и того понимания, которое я вижу на его лице.

Человек, как я сказала, совершенно чужой, отношусь я к нему скорее с симпатией, и роли он в моей жизни уж точно никакой не сыграл - ни плохой, ни хорошей. Вот откуда оно вылезло?

Или на самом деле - сыграл?

(no subject)

Пойду-ка лягу я в кровать
И буду это... типа, спать.