Труба!

Вчера мы праздновали день рождения студии, в которой я уже три года пишусь. В прошлом году я не помню, что было, а в позапрошлом я была три дня как с антибиотиков, выпила по незнанию стаканчик-другой винца, и потом не просто вела себя неадекватно, не просто влезла с одним патентованным чудаком в политический спор на тему "виноваты ли евреи в русской революции" , не просто пошло острила и пыталась упасть с дорожки в приречные травы, но еще и блевала потом в студийном туалете, как последняя гимназистка, и даже разбила крышку на бачке, и ее до сих пор там нет.

Тут настал подходящий момент сказать, что "с тех пор я, ребята, и не пью", но это будет неправдой. Пью, и все мне мало. Хотя блевать пока больше не приходилось, не говоря уж про грубо намекать на чью-то мужскую несостоятельность, что я весьма изобретательно делала в ходе упомянутого политического спора.

( и как оно было вчера )

Кедрин

Это смерть колотит костью
По разверзшимся гробам:
"Дранг нах Остен!
Дранг нах Остен!" -
Выбивает барабан.
( ... )

Толстый унтер хлещет в злости
Баб смоленских по зубам...
"Дранг нах Остен!
Дранг нах Остен!" -
Выбивает барабан.

Рвутся бомбы. Дети плачут.
Первой крови горек вкус.
Воет пьяный автоматчик:
"Рус капут!
Сдавайся, рус!.."

1942

(no subject)

Сегодня мы сидели с savanda в кофе-бине на Покровке, на терраске снаружи. Вокруг прыгали нахальные распушенные воробьи, частично желторотые. Один сел на спинку соседнего кресла и начал меня рассматривать, иронично склонив голову набок. "Иди сюда!" - сказала я и острожно протянула к нему руку - чисто поиздеваться, чтобы улетел. Воробей поставил голову прямо, потоптался, подумал секунду - и тяпнул меня за палец.