(no subject)

-- Представляешь, - сказала мне Оля, прогулявшись с ведром до колодца и будучи по дороге жестко отсоциализирована старейшинами деревни в числе двух человек, - кавказец этот так по деревне и бродит.
-- Да? - сказала я, надеясь за время, которое тяну единственную в этом слове гласную, вспомнить, о чем идет речь.
-- Ну! Он, оказывается, из Горок. Из магазина.Сбежал от хозяина.
-- Погоди, - сказала я, окончательно запутавшись. - Хозяин магазина - он же вроде таджик?
-- Ну да! Вот он взял себе кавказца, а тот сбежал, таскается теперь по деревне и клянчит у всех жрачку. И домой не идет.
-- А хозяин?
-- А хозяин говорит- пристрелите его нафиг! Он меня не слушается, он мне все равно такой не нужен!
-- Пристрелите?! - спросила я, начиная осознавать, что когнитивный диссонанс - это все-таки душевная болезнь, а не игрушки какие-то, как все тут думают.
-- Ну а что делать? Он же огромный! Никого не слушается. А если на кого-нибудь набросится? Порвет ведь на куски!

Тут в мозгу моем что-то забрезжило, и я вспомнила, как в прошлый свой приезд вышла утром на крылечко и увидела прямо перед собой совершенно круглую печальную башку с мокрым носом и глазами с поволокой. Это и был кавказец из Горок - совсем молодой кавказский овчар, очень добродушный, тихий и задумчивый. Его привела Ночка - видно, сказала: "Пошли, там всегда наливают!". А может, хотела похвастаться таким замечательным новым хахалем, чтобы мы рассказали Бобику, и Бобик понял, что потерял.

Я дала кавказу кусок сыра, и он тут же начал пускать слюни и тяжело дышать от вожделения, но больше у нас ничего вкусного не было. Кавказ вздохнул и пошел на соседний участок общаться с дебильным пудельком, который тут же его безжалостно облаял и даже немного понаскакивал на него цыплячьей грудью, надеясь прогнать с участка. Кавказец грустно вздохнул и пошел искать пуделиную миску.

Жалко будет, если его пристрелят. Он, конечно, зверь аутичный, но добрый (пока молодой, во всяком случае). Может, хозяин его отловит и на цепь посадит, хоть какой-то вариант.