lazy_natalia (
lazy_natalia) wrote2002-06-06 01:56 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Грустное
-- Вы уж извините, я пока вашу бабушку вскрывать не стала. Могла бы успеть, но тут, знаете, народ был, а запах бы пошел...
И женщина-паталогоанатом сделала красивый жест круглыми уютными руками.
Ей определенно было чего опасаться, и нельзя было не отметить ее несомненного такта в отношении клиентов. Балашихинский морг - это вам не Москва (я молчу про Сан-Франциско): это малюсенький барак во дворе больницы, и с паталоганатомом приходится беседовать в дворницкой, от которой собственно сцена отделена одной клеенчатой занавеской.
С нами тетенька-трупорез была более откровенна, чем с остальными скорбящими - потому что мы ей понравились. Она так и сказала:
-- Нравитесь вы мне! Молодые, смеетесь. А то придут, знаете, и плачут, плачут...
Это была чистая правда: на тотмомент мы с братом успешно дошли до той стадии нервного тика, когда любое искривление пространства вызывает веселый смех и игривое подергивание век.
Дело в том, что в этот самый момент, как мы знали, километрах в шести от этого уютного домика наша мама лежала на операционном столе, и повод был вполне онкологический. А бабушка, о похоронах которой мы пришли договориться, была ее мать.
Заполняя всякие бумажки и хлопая по ним большими печатями, паталогоанатом даже подвела под это свое удивительное утверждение теоретическую базу:
-- Я и детям своим все время говорю: деточки! Когда я умру - вы обо мне не плачьте! Мне тогда это не надо будет. Вы меня сейчас пожалейте, пока я сумею обрадоваться. Подарочек какой подарите, а на поминки можете и не тратится, я не обижусь, слово даю.
Мысль про подарочки мы с Ильей сразу усвоили и в следующий свой визит пришли с бутылочкой и большой коробкой.
Это нам было не в тягость, поскольку тетка была веселая и очень симпатичная - маленькая. круглая, лет за пятьдесят. Нам с ней было спокойно. Продолжая болтать, она схватила глазетовую крышку и попыталась переставить ее к другой стене.
-- Вы что! - подхватился Илья. - Это ж килограмм... не знаю сколько! Позвольте! - и переставил.
-- Ерунда! - взмахнула рукой польщенная тетенька. - Я тут и так одна, как перст! Все сама, все сама! Да вот, смотрите!
Она скакнула к занавеске и ловко ее откинула.
Прямо перед входом на длинной какталке лежал белый красивый мертвец.
-- Вот! - Она гордо ткнула рукой в направлении тела. - 90 килограмм, между прочим! Я его и на каталку сама, и сюда сама, и на стол буду сама!
-- Молодой какой! - откликнулась я, стараясь разглядеть мертвеца получше. Видный, крепкий молодой мужик со светлыми усами, гладкая белая кожа, ровные мощные мышцы, длинное бедро. Не очень высокий. Он отчаянно напоминал Андрюху, парня, с которым я рассталась пятнадцать лет назад и которого уже не было на свете. На бедре у него был выведен зеленкой длинный сложный номер - большущими лохматыми цифрами; видимо, просто намотали на спичку ваты и окунули в пузырек.
-- Двадцать семь лет! А чего вы хотели - праздники! На Первое мая всегда кого-нибудь привозят!
-- Убили?
-- Какое убили! Водкой отравился. Вернее, водка-то обычная была, это у него селезенка не выдержала. А все почему? Потому что грязь кругом, и водка не та. Вот, помню, у меня дед с отцом уж как пили, помню, на пасеке у нас! А гнали-то из чего? Из меда натурального! Оба до девяноста и дожили, а теперь...
Я все разглядывала мертвеца, не могла оторваться. Невозможно было поверить, что в таком совершенном, красивом сосуде оказалась такая вялая селезенка. И уж во всяком случае - что кому-то пришло в голову травить ее тухлой водкой.
Потом мы просто уехали и всю дорогу рассказывали друг другу как это здорово, что мы не боимся покойников. А то некоторые... Илья сидел за рулем, руки у него были заняты, поэтому я просто вынула телефон из кармана и держала его так, чтобы он был виден нам обоим - чтобы не пропустить момент, когда экран засветится.
Помню, что все время пока я стояла в дверях, рядом с клеенчатой занавеской, я была уверена, что этого номера на белой ноге не забуду никогда, его как будто нарезали прямо по глазному яблоку.
Забыла. Помню только, что там были, кажется, 6, 0 и 8.
Да и сам образ красивого мертвеца окончательно слился в моем мозгу с образом Андрюхи - единственного из моих мужчин, о котором стоит вспомнить, и который семь лет назад умер в той самой больнице, где сейчас лежала под скальпелями моя мама.
Кстати, все кончилось хорошо. Операция прошла успешно, через две недели она уже была дома.
И женщина-паталогоанатом сделала красивый жест круглыми уютными руками.
Ей определенно было чего опасаться, и нельзя было не отметить ее несомненного такта в отношении клиентов. Балашихинский морг - это вам не Москва (я молчу про Сан-Франциско): это малюсенький барак во дворе больницы, и с паталоганатомом приходится беседовать в дворницкой, от которой собственно сцена отделена одной клеенчатой занавеской.
С нами тетенька-трупорез была более откровенна, чем с остальными скорбящими - потому что мы ей понравились. Она так и сказала:
-- Нравитесь вы мне! Молодые, смеетесь. А то придут, знаете, и плачут, плачут...
Это была чистая правда: на тотмомент мы с братом успешно дошли до той стадии нервного тика, когда любое искривление пространства вызывает веселый смех и игривое подергивание век.
Дело в том, что в этот самый момент, как мы знали, километрах в шести от этого уютного домика наша мама лежала на операционном столе, и повод был вполне онкологический. А бабушка, о похоронах которой мы пришли договориться, была ее мать.
Заполняя всякие бумажки и хлопая по ним большими печатями, паталогоанатом даже подвела под это свое удивительное утверждение теоретическую базу:
-- Я и детям своим все время говорю: деточки! Когда я умру - вы обо мне не плачьте! Мне тогда это не надо будет. Вы меня сейчас пожалейте, пока я сумею обрадоваться. Подарочек какой подарите, а на поминки можете и не тратится, я не обижусь, слово даю.
Мысль про подарочки мы с Ильей сразу усвоили и в следующий свой визит пришли с бутылочкой и большой коробкой.
Это нам было не в тягость, поскольку тетка была веселая и очень симпатичная - маленькая. круглая, лет за пятьдесят. Нам с ней было спокойно. Продолжая болтать, она схватила глазетовую крышку и попыталась переставить ее к другой стене.
-- Вы что! - подхватился Илья. - Это ж килограмм... не знаю сколько! Позвольте! - и переставил.
-- Ерунда! - взмахнула рукой польщенная тетенька. - Я тут и так одна, как перст! Все сама, все сама! Да вот, смотрите!
Она скакнула к занавеске и ловко ее откинула.
Прямо перед входом на длинной какталке лежал белый красивый мертвец.
-- Вот! - Она гордо ткнула рукой в направлении тела. - 90 килограмм, между прочим! Я его и на каталку сама, и сюда сама, и на стол буду сама!
-- Молодой какой! - откликнулась я, стараясь разглядеть мертвеца получше. Видный, крепкий молодой мужик со светлыми усами, гладкая белая кожа, ровные мощные мышцы, длинное бедро. Не очень высокий. Он отчаянно напоминал Андрюху, парня, с которым я рассталась пятнадцать лет назад и которого уже не было на свете. На бедре у него был выведен зеленкой длинный сложный номер - большущими лохматыми цифрами; видимо, просто намотали на спичку ваты и окунули в пузырек.
-- Двадцать семь лет! А чего вы хотели - праздники! На Первое мая всегда кого-нибудь привозят!
-- Убили?
-- Какое убили! Водкой отравился. Вернее, водка-то обычная была, это у него селезенка не выдержала. А все почему? Потому что грязь кругом, и водка не та. Вот, помню, у меня дед с отцом уж как пили, помню, на пасеке у нас! А гнали-то из чего? Из меда натурального! Оба до девяноста и дожили, а теперь...
Я все разглядывала мертвеца, не могла оторваться. Невозможно было поверить, что в таком совершенном, красивом сосуде оказалась такая вялая селезенка. И уж во всяком случае - что кому-то пришло в голову травить ее тухлой водкой.
Потом мы просто уехали и всю дорогу рассказывали друг другу как это здорово, что мы не боимся покойников. А то некоторые... Илья сидел за рулем, руки у него были заняты, поэтому я просто вынула телефон из кармана и держала его так, чтобы он был виден нам обоим - чтобы не пропустить момент, когда экран засветится.
Помню, что все время пока я стояла в дверях, рядом с клеенчатой занавеской, я была уверена, что этого номера на белой ноге не забуду никогда, его как будто нарезали прямо по глазному яблоку.
Забыла. Помню только, что там были, кажется, 6, 0 и 8.
Да и сам образ красивого мертвеца окончательно слился в моем мозгу с образом Андрюхи - единственного из моих мужчин, о котором стоит вспомнить, и который семь лет назад умер в той самой больнице, где сейчас лежала под скальпелями моя мама.
Кстати, все кончилось хорошо. Операция прошла успешно, через две недели она уже была дома.
no subject
вы очень хорошая, Эмма... вот :)