lazy_natalia (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
lazy_natalia) wrote2005-07-28 10:57 pm
lazy_natalia) wrote2005-07-28 10:57 pm
Entry tags:
Самое запомнившееся путешествие - часть II
...Однако - да, на вокзале сидела местная шпана и играла в карты под безобразную музыку, льющуюся из побитого кассетного магнитофона.
-- О, - сказала шпана, - привет, девчонки!
-- Привет! - вежливо ответили мы и двинулись к кассе. Окошко было закрыто. Мы постучали. Ответа не было.
-- А вы куда, девчонки? - шпана, человек шесть, бросила карты, и принялась нас рассматривать.
-- В Москву.
-- А, в Москву! В Москву - это горьковский, через полтора часа. - А может, здесь останетесь, ха-ха-ха?
Мы опять постучали в окошко и огляделись. Чистенький такой вокзальчик, уютный, хоть и обшарпанный. Возле кассы - еще две двери, милиция (над ней зачем-то торчала пыльная лампочка) и медпункт. На дверь с надписью "Милиция" я было посмотрела с энтузиазмом, но потом мне самой стало смешно. Более мертвой и безнадежной двери представить невозможно. Если там кто-то и жил, то никогда не вылезал. Как, впрочем, и из "Медпункта".
-- Да ладно вам стучать! - сказал один из картежников. - Сама не вылезет. Гавриловна! - вдруг заорал он страшным голосом. - Вылезай! Девчонки пришли!
Окошко открылось, и в нем появилась мрачная Гавриловна.
-- Вам куда?
-- В Москву.
-- Горьковский через полтора часа.
-- Давайте.
-- Берите. Стоит две минуты, так что не проспите.
-- Не проспят! - радостно объявила шпана, продолжая за нами наблюдать.
Мы взяли билеты. Гавриловна захлопнула окошко.
-- Идите сюда, девчонки! В картишки перекинемся.
-- Мы не умеем.
-- Да ладно, в дурачка-то! Ну? Двое на двое?
Мы задумались, а потом ответили:
-- Ладно, давайте. Только мы правда не умеем.
Фиг его знает. С одной стороны, ребята не вызывали никаких отрицательных эмоций - почему бы не поиграть? С другой - злить их совершенно не хотелось, так зачем отказываться? Тем более, что играть решили исключительно на интерес.
Мы сели на деревянные лавочки, разбились на две пары. Мне достался румяный кудрявый парубок, постоянно подпевавший ужасной деве из магнитофона (звали ее, как сейчас помню, Наталья Журавлева, там с кассеты время от времени объявляли, а он подвывал: "...певица Наталья Журавлева! А-а-а!"), а остальные столпились воруг и стали болеть. Кроме нас на вокзале никого не было, только бабушка в плюшевом жакете на соседней лавке. Настоящая бабушка в настоящем плюшевом жакете, в валенках в мае месяце, в темном платочке в мелкий горошек - как будто сбежала из книжки писателя-деревенщика. Бабушка дремала, клюя носом, а рядом с ней лежал большой, ловко связанный узел. Я все время на нее пялилась: никогда раньше не видела плюшевого жакета. Черты ее выражали полную, вполне литературную, безмятежность.
Мой напарник играл лучше, чем Ольгин, симпатичный крепенький брюнет, и болели за нас активнее, поэтому мы с кудрявым парубком все время выигрывали. Ближе к приходу поезда мы уже совершенно расслабились - вели себя молодые люди подчеркнуто вежливо, хотя все сгрудились вокруг,толкались и острили, дурного ничего у них явно и в мыслях не было, и мы азартно хлопали засаленными картами по лавке - я ликовала и насмехалась, поскольку мы вели в счете, а Оля вполне всерьез бесилась. При этом обе мы играть не умели даже в этого самого дурака и по большей части ходили по команде напарников - но это не мешало.
В очередной раз обыграв Олю с брюнетом и сладострастно обозвав ее обидными словами, я глянула на часы и схватилась за рюкзак, Ольга вскочила за мной.
-- Да ладно вам! - сказали молодые люди. - Он позже приходит! Еще разок скинемся?
-- Нет, мы уж там подождем! - сказала я. Оля стала вылезать из-за лавки, и в этот момент старушка в жакете вдруг открыла небесно-голубые глаза, посмотрела на Ольгу и спросила, невыносимо окая:
-- Что ж, так дурой и поедешь?
-- Ну знаете что! - взвилась Оля, а ребята сказали:
-- Ну ты, бабка, даешь! Совесть у тебя есть? - они явно сочли это ужасной грубостью. Старушка сложила руки на животе и устроилась поудобнее, довольно хихикая.
-- Во бабка! Злыдень! Ты, Оля, не обращай на нее внимания!
-- Я и не обращаю! - фыркнула Оля и гордо удалилась. Когда я выходила вслед за ней на платформу, окошко кассы открылось, и Гавриловна сказала:
-- Горький идет! Девушки, не проспите! - я была весьма тронута, честное слово.
Мы постояли на платформе (естественно, поезд и вправду пришел позже), потом ребята побежали вдоль состава, колотя в двери ("А где тут третий вагон останавливается?" - спросили мы. "Третий! Ну вы, девчонки, даете! В тот, который открыт, сядете!"), нашли открытую дверь, откуда на стук выглянула проводница, и замахали нам руками. Мы влезли. Поезд стоял, потом начал нервно гудеть. В тамбуре раздались какие-то крики. Мы вылезли посмотреть - проводница, высунувшись в дверь, что-то кричала. Я тоже выглянула. Один из парней, видимо, упустивший момент, когда мы сели, висел на поезде - так ловко, что машинист боялся тронуться, а проводница на парня кричала, требуя, чтобы он отцепился. Увидев меня, он крикнул:
-- Наташ! А Ольга где? Ольга успела?
-- Успела, успела! - закричала я. - Тут она!
-- Ладно, трогай! - парень спрыгнул, небрежно махнул рукой и пошел в вокзал.
-- Хулиган! - вяло сказала ему вслед проводница.
Потом мы ехали домой, и сосед по плацкарту, противный усатый муромец, рассказывал, как важно любить свою малую родину. Непонятным образом в его речах сквозила скрытая агрессия, и разговор не сложился. Он нервничал, поскольку явно рассчитывал произвести на нас впечатление, а вызвал явную антипатию. Тем более, что он пытался давить нас историческими знаниями, а они Олиным явно уступали. В конце концов мы от него кое-как отбоярились и легли спать.
А потом мы приехали в Москву - на этом, собственно, все и закончилось.
-- О, - сказала шпана, - привет, девчонки!
-- Привет! - вежливо ответили мы и двинулись к кассе. Окошко было закрыто. Мы постучали. Ответа не было.
-- А вы куда, девчонки? - шпана, человек шесть, бросила карты, и принялась нас рассматривать.
-- В Москву.
-- А, в Москву! В Москву - это горьковский, через полтора часа. - А может, здесь останетесь, ха-ха-ха?
Мы опять постучали в окошко и огляделись. Чистенький такой вокзальчик, уютный, хоть и обшарпанный. Возле кассы - еще две двери, милиция (над ней зачем-то торчала пыльная лампочка) и медпункт. На дверь с надписью "Милиция" я было посмотрела с энтузиазмом, но потом мне самой стало смешно. Более мертвой и безнадежной двери представить невозможно. Если там кто-то и жил, то никогда не вылезал. Как, впрочем, и из "Медпункта".
-- Да ладно вам стучать! - сказал один из картежников. - Сама не вылезет. Гавриловна! - вдруг заорал он страшным голосом. - Вылезай! Девчонки пришли!
Окошко открылось, и в нем появилась мрачная Гавриловна.
-- Вам куда?
-- В Москву.
-- Горьковский через полтора часа.
-- Давайте.
-- Берите. Стоит две минуты, так что не проспите.
-- Не проспят! - радостно объявила шпана, продолжая за нами наблюдать.
Мы взяли билеты. Гавриловна захлопнула окошко.
-- Идите сюда, девчонки! В картишки перекинемся.
-- Мы не умеем.
-- Да ладно, в дурачка-то! Ну? Двое на двое?
Мы задумались, а потом ответили:
-- Ладно, давайте. Только мы правда не умеем.
Фиг его знает. С одной стороны, ребята не вызывали никаких отрицательных эмоций - почему бы не поиграть? С другой - злить их совершенно не хотелось, так зачем отказываться? Тем более, что играть решили исключительно на интерес.
Мы сели на деревянные лавочки, разбились на две пары. Мне достался румяный кудрявый парубок, постоянно подпевавший ужасной деве из магнитофона (звали ее, как сейчас помню, Наталья Журавлева, там с кассеты время от времени объявляли, а он подвывал: "...певица Наталья Журавлева! А-а-а!"), а остальные столпились воруг и стали болеть. Кроме нас на вокзале никого не было, только бабушка в плюшевом жакете на соседней лавке. Настоящая бабушка в настоящем плюшевом жакете, в валенках в мае месяце, в темном платочке в мелкий горошек - как будто сбежала из книжки писателя-деревенщика. Бабушка дремала, клюя носом, а рядом с ней лежал большой, ловко связанный узел. Я все время на нее пялилась: никогда раньше не видела плюшевого жакета. Черты ее выражали полную, вполне литературную, безмятежность.
Мой напарник играл лучше, чем Ольгин, симпатичный крепенький брюнет, и болели за нас активнее, поэтому мы с кудрявым парубком все время выигрывали. Ближе к приходу поезда мы уже совершенно расслабились - вели себя молодые люди подчеркнуто вежливо, хотя все сгрудились вокруг,толкались и острили, дурного ничего у них явно и в мыслях не было, и мы азартно хлопали засаленными картами по лавке - я ликовала и насмехалась, поскольку мы вели в счете, а Оля вполне всерьез бесилась. При этом обе мы играть не умели даже в этого самого дурака и по большей части ходили по команде напарников - но это не мешало.
В очередной раз обыграв Олю с брюнетом и сладострастно обозвав ее обидными словами, я глянула на часы и схватилась за рюкзак, Ольга вскочила за мной.
-- Да ладно вам! - сказали молодые люди. - Он позже приходит! Еще разок скинемся?
-- Нет, мы уж там подождем! - сказала я. Оля стала вылезать из-за лавки, и в этот момент старушка в жакете вдруг открыла небесно-голубые глаза, посмотрела на Ольгу и спросила, невыносимо окая:
-- Что ж, так дурой и поедешь?
-- Ну знаете что! - взвилась Оля, а ребята сказали:
-- Ну ты, бабка, даешь! Совесть у тебя есть? - они явно сочли это ужасной грубостью. Старушка сложила руки на животе и устроилась поудобнее, довольно хихикая.
-- Во бабка! Злыдень! Ты, Оля, не обращай на нее внимания!
-- Я и не обращаю! - фыркнула Оля и гордо удалилась. Когда я выходила вслед за ней на платформу, окошко кассы открылось, и Гавриловна сказала:
-- Горький идет! Девушки, не проспите! - я была весьма тронута, честное слово.
Мы постояли на платформе (естественно, поезд и вправду пришел позже), потом ребята побежали вдоль состава, колотя в двери ("А где тут третий вагон останавливается?" - спросили мы. "Третий! Ну вы, девчонки, даете! В тот, который открыт, сядете!"), нашли открытую дверь, откуда на стук выглянула проводница, и замахали нам руками. Мы влезли. Поезд стоял, потом начал нервно гудеть. В тамбуре раздались какие-то крики. Мы вылезли посмотреть - проводница, высунувшись в дверь, что-то кричала. Я тоже выглянула. Один из парней, видимо, упустивший момент, когда мы сели, висел на поезде - так ловко, что машинист боялся тронуться, а проводница на парня кричала, требуя, чтобы он отцепился. Увидев меня, он крикнул:
-- Наташ! А Ольга где? Ольга успела?
-- Успела, успела! - закричала я. - Тут она!
-- Ладно, трогай! - парень спрыгнул, небрежно махнул рукой и пошел в вокзал.
-- Хулиган! - вяло сказала ему вслед проводница.
Потом мы ехали домой, и сосед по плацкарту, противный усатый муромец, рассказывал, как важно любить свою малую родину. Непонятным образом в его речах сквозила скрытая агрессия, и разговор не сложился. Он нервничал, поскольку явно рассчитывал произвести на нас впечатление, а вызвал явную антипатию. Тем более, что он пытался давить нас историческими знаниями, а они Олиным явно уступали. В конце концов мы от него кое-как отбоярились и легли спать.
А потом мы приехали в Москву - на этом, собственно, все и закончилось.
no subject
Отличная шпана, отличный финал.
no subject
(и заметь, не собираюсь жениться :))
no subject
Хотя - кто ее знает, эту шпану...
no subject
no subject
no subject
no subject
:с)
ОТ предыдущей мурашки побежали (куда - неизвестно :с), а тут вона как всё закончилось, муромским мужиком...
no subject