(no subject)

Была в деревне, было хорошо и аристократично - я собиралась всего на пару дней и не взяла с собой интернета. Утрами я сидела перед камином, задумчиво почесывая брюшко. В урочный час раздавался звонок, и Костик (наш главный после нас) говорил бодрым голосом:
-- Доброе утро! Почту зачитать?
-- Зачитай, зачитай! - говорила я, старясь потише чавкать вкусной печенинкой и не слишком хлюпать чаем.
-- Рабочую или всю?
-- Рабочую, рабочую! Сдалась мне эта личная жизнь! - отвечала я ворчливо и самодовольно, пытаясь заранее сосредоточить мысль на чем-нибудь, кроме огня в камине и соек за окном. Выслушав все послания с комментариями, я выдавала указания, захлопывала телефон, и в мозгу у меня почему-то маячил при этом образ серебряного подноса, усыпанного изящными белыми конвертиками.

Между нами - и нафига я приехала? Компьютер у меня там и так есть, почту я и послушать могу - и зачем я тут сдалась усталому человечеству? (Это, ясное дело, пока озвучки не начались, но этот сладкий момент тоже не грех и подвинуть).

Если нахальства хватит, сниму бабла и поеду обратно. Там, между нами, и работается куда толковей.

Пытка Мандельштамом - Как трудно раны врачевать

Отравлен хлеб, и воздух выпит.
Как трудно раны врачевать!
Иосиф, проданный в Египет,
Не мог сильнее тосковать!

Под звездным небом бедуины,
Закрыв глаза и на коне,
Слагают вольные былины
О смутно пережитом дне.

Немного нужно для наитий:
Кто потерял в песке колчан,
Кто выменял коня -- событий
Рассеивается туман;

И, если подлинно поется
И полной грудью, наконец,
Все исчезает -- остается
Пространство, звезды и певец!